|
|
|
|
|
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Чжоу Сань-вэй дарит герою драгоценный меч. Цзун Цзэ клянется присудить звание достойному. Преподношу тебе священный дар — В три чи длиною — Лунцюаньский меч 40. Герой! Благословенны дни твои! Пусть будет он тебя в бою беречь! Таких отважных воинов, как ты, И в древние эпохи было мало. Дарю его, чтоб Четырем морям О подвигах твоих известно стало! Итак, Юэ Фэй уступил настойчивым просьбам Чжоу Сань-вэя и начал рассказ: — Мой покойный учитель когда-то говорил мне, что лучшими мечами считаются те, которые в воде поражают драконов и змеев, а на суше убивают слонов и носорогов, и что есть восемь таких прославленных мечей. Когда я вытащил из ножен ваш меч, от клинка повеяло холодом, и мне стало понятно, какую драгоценность я держу в руках! Когда-то во времена Чуньцю 41 чуский ван решил подчинить себе других удельных князей. Он прослышал, что в княжестве Хань в горах Цилишань живет Оуян Е-шань, который лучше всех умеет ковать мечи, и велел призвать его ко двору. "Сделай для меня два меча", — сказал прославленному мастеру чуский ван. "Какие мечи нужны великому вану?" — спросил Оуян Е-шань. "Такие, чтобы взлетали в воздух и разрубали человека. Сумеешь сделать?" Оуян Е-шань подумал: "Чуский ван — могущественный повелитель. Если откажусь — не пощадит!" — и сказал: "Мечи я могу сделать, но, боюсь, у вас не хватит терпения ждать". Ван удивился: "Это почему?" — "Потому что на изготовление таких мечей потребуется три года". — "Хорошо, даю тебе три года, и ни дня больше", — сказал чуский ван и распорядился одарить мастера золотом, парчой и шелками. Оуян Е-шань вернулся домой и принялся за работу. Через три года мечи были готовы, но не два, а три. Оуян Е-шань собрался в дорогу и сказал жене: "Я понесу мечи чускому вану. Когда ван их увидит, он казнит меня, чтобы я не сделал таких же кому-нибудь другому. Вот я и подумал: поскольку все равно помирать, так лучше я отнесу два меча, а один спрячу дома. Если ты услышишь печальную весть, не скорби. Подожди, пока у тебя родится ребенок. Если это будет дочь, делу конец. А если сын, хорошенько его воспитывай. Когда он вырастет, отдай ему меч, и пусть он за меня отомстит. Я из преисподней помогу ему!" Он попрощался с женой и отправился в царство Чу. Чуский ван сразу же захотел испытать мечи и со своими сановниками прибыл на ристалище. Мечи не взлетали. Рассерженный владыка понял, что мастер обманул его, понапрасну заставил ждать три года, и Оуян Е-шаня казнили. Когда весть об этом дошла до жены, она затаила свое горе. Потом у нее родился сын. Вдова заботливо воспитывала мальчика, семи лет отдала его учиться. Однажды в школе один из учеников обозвал мальчика "безотцовщиной". Тот в слезах прибежал домой и стал допытываться у матери, кто его отец. Расстроенная женщина рассказала ему об Оуян Е-шане. Сын попросил ее показать меч. Она достала меч и дала ему. Мальчик повесил меч за спину, низко поклонился матери и заявил, что идет в Чу мстить за отца. "Ты еще мал!" — пыталась удержать его женщина. Но сын стоял на своем. Женщина очень сожалела, что так рано раскрыла тайну, и в отчаянии повесилась. Похоронив ее, мальчик сжег дом и, взяв меч с собой, двинулся в дорогу. Он спустился к подножью гор Цилишань и, не зная, куда идти дальше, горько зарыдал. Два дня и две ночи плакал мальчик, а на третий день из глаз его полились кровавые слезы. В это время с горы спустился даос и спросил: "Почему из глаз у тебя течет кровь?" — и мальчик поведал ему об отце. "Как же ты сможешь отомстить? Ведь ты еще мал! — сказал даос. — У чуского вана строгая стража, разве она пропустит тебя во дворец? Я готов отомстить за твоего отца, если ты исполнишь одну мою просьбу". — "Просите хоть голову, я отдам!" — воскликнул мальчик. "Мне она как раз и нужна", — отвечал даос. "Берите! Только выполните наказ моего отца!" — мальчик опустился на колени, несколько раз поклонился даосу, потом выхватил меч и вонзил себе в грудь. Даос отрубил ему голову, привесил к поясу меч и отправился в Чу. У ворот дворца он трижды громко расхохотался и трижды поплакал. Стража доложила вану, и тот выслал чиновника разузнать, в чем дело. Даос сказал: "Я смеялся над людьми, которые не знают, какая у меня есть драгоценность, а плакал потому, что ношу эту драгоценность без пользы и не встречаю знатока, способного ее оценить". Чиновник передал слова даоса, ван приказал позвать его. Войдя во дворец, даос вынул отрубленную голову и сказал: "Я принес вам пилюлю бессмертия". — "Какая же это пилюля? — удивился ван. — Это ведь голова!" — "Прикажите положить голову в котел с маслом, — сказал тогда даос, — и развести под ним огонь. Через четверть часа у головы заалеют губы, через полчаса — откроются рот и глаза, через три четверти часа — голова заговорит и сможет назвать по именам всех ваших придворных сановников, через час — на ней вырастет цветок лотоса, через час с четвертью — завяжется плод, через полтора часа — созреют семена. Если съесть одно семечко, можно прожить, не старея, сто двадцать лет". Чуский ван приказал придворным сделать все, как говорил даос. И действительно, через полтора часа семена лотоса созрели. Даос попросил вана сорвать "пилюлю бессмертия", и тот спустился с возвышения. Но как только чуский ван подошел к котлу, даос взмахнул мечом, и отрубленная голова вана упала в кипящее масло. Придворные бросились к даосу, но тут опять сверкнуло лезвие меча, и на этот раз голова даоса свалилась в котел. Когда головы выловили, то не могли различить, какая из них принадлежит чускому вану. Так и похоронили все три головы вместе. Отсюда и пошло предание о "Могиле трех голов". Я знаю, что при династии Тан меч этот принадлежал Сюэ Жэнь-гую 42. Если передо мной именно этот меч, то позвольте узнать — как он попал в ваши руки? Чжоу Сань-вэй радостно заулыбался: — Вы истинный знаток древностей, господин Юэ! Ваш рассказ совершенно точен! Он встал и почтительно поднес меч Юэ Фэю: — Много лет он лежал без дела, а сейчас наконец обрел настоящего хозяина! Примите мой подарок и сражайтесь во славу родины! Теперь я спокоен, потому что выполнил наказ деда! — Я не смею взять чужое сокровище! — возразил Юэ Фэй. — Это было бы несправедливо. — А что делать мне? Я тоже не смею пойти против воли деда! Сначала Юэ Фэй из вежливости отказывался, но в конце концов взял меч и повесил на пояс. Хозяин проводил гостей до ворот, и они расстались. Затем братья побывали еще в нескольких лавках и купили три сносных меча. Пока добрались до постоялого двора, уже начало смеркаться. — Завтра пятнадцатое число, начинаются экзамены, и нам с утра надо быть на месте, — сказал Юэ Фэй хозяину, когда тот принес ужин. — Так что приготовь завтрак пораньше. — Не беспокойтесь, господа! — заверил хозяин. — На моем постоялом дворе остановились еще несколько молодых людей, приехавших на экзамены, так что я ночь не посплю, но приготовлю все вовремя! — Все-таки постарайтесь пораньше, — попросил Юэ Фэй. Братья улеглись спать сразу же после ужина. Еще задолго до рассвета хозяин разбудил постояльцев. Они быстро позавтракали и начали собираться. В боевом снаряжении братья выглядели великолепно, их новая одежда и латы сверкали. Только один Юэ Фэй был в своей обычной одежде, при старом испытанном боевом оружии. Молодые люди спустились во двор и за воротами сели на коней. Хозяин незаметно привязал к седлу Ню Гао небольшой узелок. Потом слуга принес короб с засахаренными фруктами и чайник с вином. — Господа, выпейте перед отъездом! — сказал хозяин. — И желаю вам получить звание "первого из сильнейших"! Братья осушили чарки, подхлестнули коней и поскакали. Было еще темно, поэтому слуга с фонарем сопровождал их. У ворот ристалища он сказал: — Господа, дальше идти я не могу. Юэ Фэй поблагодарил слугу и отпустил. На ристалище они увидели огромную толпу — вперед не пробиться. — Давайте отъедем в сторонку и подождем, — предложил Юэ Фэй. Ждать пришлось долго. Ню Гао вдруг вспомнил, как перед отъездом хозяин что-то привешивал к его седлу. Пощупал — оказалось, это узелок с пампушками и вареным мясом. Хозяин, по заведенному обычаю, всегда снабжал провизией постояльцев, уезжающих на экзамены. "Прекрасно! — сказал про себя Ню Гао. — Как начнутся экзамены, обедать будет некогда — надо подкрепиться, пока есть время". Он развязал узелок и уничтожил все, что в нем было. Прошло еще некоторое время, и вдруг Ван Гуй спросил: — Брат Ню, хозяин, кажется, давал тебе съестное? Поделись-ка с нами, а то мы что-то проголодались. — А у тебя разве ничего нет? — удивился Ню Гао. — Нет. Хозяин все тебе отдал. — Вот беда! — развел руками Ню Гао. — А я думал, что он и вам дал по узелку, и все поел. Брюхо набил — чуть не лопается. — Сам нажрался, а о нас и не подумал? — рассердился Ван Гуй. — Что ж теперь делать? — Брат Ван, помолчи лучше. Люди услышат — стыда не оберешься! — сказал Юэ Фэй. — А ты, Ню Гао, тоже хорош! Сам поел, а другим ничего не оставил. Надо было спросить, прежде чем приниматься за еду. — В другой раз так и сделаю. В одиночку ничего есть не буду, только с вами вместе. Пока шли пререкания, чиновник вдруг объявил: — Господин Юэ Фэй здесь? — Здесь! — крикнул в ответ Ню Гао. — Опять лезешь, куда не просят! — упрекнул брата Юэ Фэй. — Что тут худого, если я за тебя отозвался? — возразил Ню Гао. Подошел чиновник, двое слуг несли за ним корзину с провизией. — Что же вы здесь стоите, господин Юэ? — спросил чиновник. — Мне так долго пришлось вас искать! Наместник Цзун посылает вам немного вина и закусок. Братья поблагодарили чиновника, сошли с коней и принялись за еду. — Теперь ешьте вы, я больше не буду, — заявил Ню Гао. — В тебя больше ничего и не влезет, — насмешливо заметил Ван Гуй. Братья выпили и закусили, слуги взяли пустую корзину, и чиновник удалился. Начинало светать. Экзаменующиеся были уже в полном сборе. Три главных экзаменатора — Чжан Бан-чан, Ван До и Чжан Цзюнь — прошли в зал. Потом появился Цзун Цзэ. Он поздоровался с коллегами, и они уселись пить чай. Разговор завел Чжан Бан-чан: — Ваш любимец все же уговорил вас включить его в список, господин Цзун! — О каком любимце вы говорите, господин Чжан? — с недоумением спросил Цзун Цзэ. — О Юэ Фэе из Танъиня, разумеется! Разве вы не взяли его под свое покровительство? Да будет тебе известно, дорогой читатель, что какой бы поступок ни совершил высокопоставленный сановник, он становится достоянием широкой гласности, даже если хотят сохранить его в тайне. А наместник Цзун действовал открыто: он принимал Юэ Фэя в ямыне, посылал ему угощение на постоялый двор. Могло ли это укрыться от людских глаз? Кроме того, три других экзаменатора получили подарки от лянского вана, и поэтому поведение Цзун Цзэ было для них не безразличным. Когда Чжан Бан-чан назвал Юэ Фэя, наместник Цзун покраснел от смущения, но быстро овладел собой и сказал: — Государственные экзамены не место для проявления личных склонностей и симпатий. Сейчас мы дадим клятву, что будем искренни и беспристрастны! — И приказал приближенным: — Принесите жертвенный столик и курильницу! Поклонившись Небу и Земле, он опустился на колени и первым произнес клятву, обращенную ко всемогущим духам: — Я, Цзун Цзэ, уроженец Цзиньхуа, удостоенный великой милости мудрейшего государя и назначенный экзаменатором, клянусь быть честным и беспристрастным, избрать истинно достойного человека, способного отдать все силы без остатка делу служения государству. И если я из личной корысти хоть чуточку покривлю душой, нарушу закон и обману государя, пусть меня постигнет злая смерть от меча или стрелы! Цзун Цзэ встал с колен и уступил место Чжан Бан-чану. "Вот подлец, испортил мне все дело! И как мне клясться?" — подумал Чжан Бан-чан, но, так как уклониться от клятвы было невозможно, опустился на колени и произнес: — Я, Чжан Бан-чан, уроженец Хуанчжоу, в Хугуане, милостью мудрейшего государя назначенный принимать экзамены, клянусь быть честным и беспристрастным. Если я обману государя и нарушу закон, за взятку вынесу решение, противное велению совести, то пусть окончу жизнь на чужбине под ножом, как жертвенная свинья! Произнося такую доселе неслыханную клятву, он в то же время в душе думал: "Разве я, высокопоставленный сановник, попаду когда-нибудь на чужбину? А если и попаду, неужто кто осмелится принести меня в жертву, как свинью? Да и клятва эта только для вида!" За Чжан Бан-чаном на колени опустился Ван До и произнес: — Я, Ван До, уроженец тех же мест, что и господин Пан-чан. Если я обману государя, то пусть я превращусь в барана и меня постигнет та же участь, как и господина Пан-чана! Дав такую клятву, Ван До поднялся с колен, усмехаясь про себя: "Ладно! Ты умеешь хитрить, но и я не хуже тебя!" Чжан Цзюнь, наблюдавший за этой сценой, мысленно говорил себе: "Ловко они выкрутились! Какой же клятвой поклясться мне?" Но как только наступила его очередь, он встал на колени и сказал: — Я, Чжан Цзюнь, уроженец Шуньчжоу. Если я дозволю себе хотя бы в мыслях обмануть государя, то пусть меня растерзает народ! Странные клятвы, не правда ли, дорогой читатель? Через много лет исполнилось то, что в них предрекалось. И это, пожалуй, еще удивительнее! Между тем четыре экзаменатора снова заняли отведенные для них места. "Эти трое приняли решение непременно присудить звание "первого из сильнейших" лянскому вану, — подумал Цзун Цзэ, — так что надо вызвать и проэкзаменовать его первым". И он распорядился: — Вызовите сюда Чай Гуя из Наньнина. Чиновник громко объявил: — Господин старший экзаменатор вызывает Чай Гуя из Наньнина. Лянский ван вышел вперед, слегка поклонился экзаменаторам и остановился в ожидании приказаний. — Ты и есть Чай Гуй? — спросил Цзун Цзэ. — Да, — ответил лянский ван. — Ты на экзаменах! — строго сказал Цзун Цзэ. — Почему не становишься на колени перед экзаменаторами? "Какое занимаешь положение, такие и выполняй церемонии", — говорили древние. Если бы ты был просто ваном, тебя усадили бы на почетное место, но раз ты экзаменуемый, у тебя такие же права, как и у остальных. Где это видано, чтобы экзаменуемый не становился на колени перед экзаменаторами? И потом, к чему тебе при твоем высоком титуле обязательно добиваться звания "первого из сильнейших"? Видно, советчик какой-то надоумил? Взгляни, здесь собрались лучшие богатыри Поднебесной, каждый из них легко может тебя победить! Оставь лучше мысль о звании и поезжай домой, — по крайней мере хоть сохранишь репутацию. Думай быстрее! Речь Цзун Цзэ смутила лянского вана, он потупил голову и молча опустился на колени. Почему же лянский ван, несмотря на свое высокое положение, во что бы то ни стало решил получить звание "первого из сильнейших", и ради чего стерпел такой позор? Чтобы понять это, дорогой читатель, надо знать, что случилось с лянским ваном на пути в столицу, когда он проезжал через горы Тайхан. Там обосновался главарь разбойников Ван Шань Золотой Меч, или, как его называл народ в Цзянху, — великий ван Золотого меча. Человек отменной храбрости, он присвоил себе высокий титул, сделал своими помощниками отважных военачальников Ma Бао, Хэ Лю, Хэ Шэня, Дэн V, Тянь Ци и других. Он окружил себя советниками, собрал пятисоттысячное войско и теперь мечтал завладеть Сунской империей. Правительственные войска не могли с ним справиться. Он уже давно двинулся бы на Кайфын, будь у него там союзники. Когда Ван Шаню сообщили, что лянский ван едет в столицу, он вызвал на совет военного наставника Тянь Ци. По его совету разбойники перехватили лянского вана на дороге и провели в шатер, где его встретил Тянь Ци. Выпили чаю, и Тянь Ци начал речь: — Во времена династии Южная Тан хотя и царил упадок, но Поднебесная все же была спокойна. Чжао Куан-ин поднял мятеж и обманом захватил престол, который и поныне занимают его потомки. Вам же для виду дали титул, чтобы держать вас в повиновении. Мы бы на это не пошли! Великий ван, я бы советовал вам воспользоваться столичными экзаменами, завоевать звание "первого из сильнейших", привлечь на свою сторону богатырей и поднять восстание. А мы из своего горного стана поможем вам. Согласны вы на такой союз? На самом же деле Тянь Ци намеревался с помощью лянского вана завладеть Сунской империей и передать ее Ван Шаню. Лянский ван поверил хитрецу и с радостью согласился: — Как хорошо, что мы встретились! Я так и сделаю! Если добьюсь успеха, мы поровну разделим богатства и почести! Ван Шань устроил пир в честь высокого гостя, а затем проводил его в дорогу. В столице лянский ван прежде всего свел знакомство с экзаменаторами. Три продажных сановника за взятки решили присудить ему звание "первого из сильнейших в военном искусстве". Но Цзун Цзэ, который искренне заботился о благе государства, не поддался на подкуп и сказал лянскому вану несколько резких слов, на которые тот не знал, что ответить. "Ну, хорошо! — подумал рассерженный Чжан Бан-чан, — Твоего любимчика я тоже как следует отчитаю!" Он подозвал глашатая. — Что прикажете, господин? — Вызови Юэ Фэя из Таньиня. — Вызывают Юэ Фэя из Танъиня! — громко объявил глашатай. Юэ Фэй торопливо отозвался и поднялся в зал. Увидев, что Чай Гуй стоит на коленях перед Цзун Цзэ, юноша тоже опустился на колени и отвесил земной поклон Чжан Бан-чану. — Ты и есть Юэ Фэй? — спросил тот. — Так точно, — ответил юноша. — Гм! Гляжу я на тебя и думаю: с виду ты самый заурядный, ничем из толпы не выделяешься. Как тебе взбрело в голову домогаться звания "первого из сильнейших"? — На экзамены съехалось больше тысячи богатырей, и не только я, а все они мечтают получить звание, — почтительно возразил Юэ Фэй. Чжан Бан-чану очень хотелось отругать Юэ Фэя, но слова юноши поставили его в тупик, и он только сказал: — Каким оружием ты владеешь? — Копьем. — А вы каким? — обратился он к лянскому вану. — Мечом. Тогда Чжан Бан-чан приказал Юэ Фэю написать "Рассуждение о правилах боя на копьях", а лянскому вану — "Рассуждение о правилах боя на мечах". Служители внесли в зал столики с письменными принадлежностями, и оба молодых человека сели писать. Чай Гуй, конечно, обладал незаурядными способностями, но после выговора, который ему сделал Цзун Цзэ, он был раздражен и в слове "меч" допустил ошибку. Волнуясь, он стал исправлять, а получилось еще хуже. В конце концов пришлось зачеркнуть все сочинение и писать его снова. А Юэ Фэй уже давно сдал свое сочинение. Чтобы не опоздать, лянскому вану пришлось сдать черновик. Чжан Бан-чан сперва прочел сочинение лянского вана, спрятал его в рукав, а затем взял сочинение Юэ Фэя. "Пожалуй, этот малый поученее меня! — подумал он, прочитав первые строки. — Недаром старик Цзун так его полюбил!" И все же Чжан Бан-чан прикинулся возмущенным: — И ты со своей пачкотней задумал получить звание "первого из сильнейших"! Вон отсюда! Чжан Бан-чан швырнул сочинение Юэ Фэя на пол. Прислужники бросились к Юэ Фэю. — Стойте! — крикнул Цзун Цзэ. Люди остановились. Разве кто из них посмел нарушить приказ могущественного сановника? — Дайте мне сочинение Юэ Фэя! — распорядился Цзун Цзэ. Боясь навлечь на себя гнев Чжан Бан-чана, служители только переглядывались — никто не двинулся с места. Юэ Фэй сам поднял лист и подал Цзун Цзэ. Тот положил его на стол, разгладил рукой и прочитал. "Подлецы! — подумал он. — Да здесь что ни слово, то золото! Им наплевать на подлинный талант — лишь бы нажиться!" Он тоже спрятал сочинение в рукав и сказал: — Юэ Фэй, ты человек способный, неужели не прославишься и без звания? Ты помнишь, чего стоила Су Циню 43 "Книга из десяти тысяч слов", и во что обошлась Вэнь Тин-юню "Ода о южном цветке"? Этими словами Цзун Цзэ намекал на исторические факты. Су Цинь представил циньскому правителю доклад об управлении государством, а министр Шан Ян 44 позавидовал его способностям, побоялся, как бы не лишиться власти. Он добился отстранения Су Циня и на его место взял Чжан И 45. А история Вэнь Тин-юня связана с именем Хуань Вэня, первого министра царства Цзинь. Однажды цзиньский ван пригласил Хуань Вэня полюбоваться цветком южной бегонии и приказал ему сочинить оду об этом цветке. "Позвольте представить ее завтра утром", — попросил Хуань Вэнь. Цзиньский ван разрешил. Но что мог сочинить Хуань Вэнь? Оду за него написал домашний учитель Вэнь Тин-юнь. Хуань Вэнь прочел стихи и был поражен способностями Вэнь Тин-юня. "Если цзиньский ван узнает, что у него такой блестящий талант, — подумал он, — так, чего доброго, отстранит меня от должности, назначит его!" Он отравил Вэнь Тин-юня, а "Оду о южном цветке" переписал и преподнес вану, как свое произведение... Чжан Бан-чан понял намек и вскипел гневом. Но получилось так, что знатный ван погиб по воле злого рока, а его многотысячное войско было повергнуто в прах. Поистине: Когда изменники трон окружают Толпою тесной, Для истинных героев места Нет в Поднебесной! Что произошло после этого, вы узнаете из следующей главы. 40 Согласно древнему преданию, на берегу озера Лунцюань император Танской династии Гао-цзун закалил свой меч, с помощью которого и покорил Поднебесную. С тех пор лучшие боевые мечи стали называть лунцюаньскими. 41 Чуньцю («Весны и осени») — период в истории Китая с 722 по 481 г. до н. э. 42 Сюэ Жэнь-гуй — полководец танского императора Гао-цзуна (650—683). Предпринял несколько победоносных походов против киданей. Вторгался в Корею, осаждал Пхеньян, но взять город не смог. 43 Су Цинь — дипломат и государственный деятель IV в. до н. э. 44 Шан Ян — крупный государственный деятель IV в. до н. э. Провел ряд реформ, направленных на ликвидацию пережитков родового строя. При нем была введена свободная купля-продажа земли. Реформы, проведенные Шан Яном, стимулировали экономическое развитие царства Цинь и способствовали усилению его военной мощи. 45 Чжан И — дипломат и государственный деятель царства Цинь (IV в. до н. э.). Создатель так называемого союза «восток — запад». Этот союз был направлен против возглавляемого Су Цинем союза «север — юг», в который входили княжества Чу, Янь, Ци, Хань, Чжао и Вэй. |
|
|
|
© Павел Гладилов, 2024